Форум » Община Виссариона » Байки про ЗО (продолжение) » Ответить
Байки про ЗО (продолжение)
Lenhen: Байка про Йохила Зимой это было. В феврале. Возвращались Йохил с Людкой от сына. Он у них на учебе учился, где-то в мастерских. Ну да это не важно. Важно, что возвращались. А зима в тот год какая-то была ненастоящая – вялая, талая и ленивая. С машинами в этот день не везло. Пришлось идти пешком от деревни к деревне, и километра двадцать два они уже отмахали. Пришли в Бугуртак. А место это замечательное тем, что зимою можно из этой деревни домой добираться по зимнику. Километров 80 при этом экономилось. Пришили они к знакомым. Чаю попили. В окно посмотрели: светло еще. Да и пошли домой. Накануне пурга была. Снегу намело столько, что тропы-то не было. Только санный путь проложен был, да и тот не был плотным. Так, пара – тройка путников проехала. Времени было уже часам к четырем. Если бы шли пешком по хорошей дороге, то успели бы до темноты в Качульку. А там - друзья. Там переночевать можно. Но это при одном условии – по хорошей дороге. Пошли. Держались колеи от саней. . *********** Нужно сказать, что приехали они в эти места не просто так. Людка угодила в секту. Продали свои квартиры, детей сгребли да и поехали. Новый учитель Людкин обещал тропики в Сибири и жизнь вечную. А кто ж тепла и жизни не хочет? И Людка захотела. Людка, она хорошая была. Только заполошенная. Но очень добрая. Всех решила спасти. Народ в ее семье не сразу догадался, что его спасают. Снаружи, из мира, это выглядело как издевательство: мяса они не ели, меховые вещи не носили, денег им нельзя было иметь, они – эти деньги, душу губят. Да чего там мясо! Им нельзя было еще хлеб есть, чай пить, маслом постным еду заправлять… А если снаружи внутрь заглянуть, прислушаться и приглядеться, так и Людку понять можно – ну спасала баба мужиков своих. Их у нее четверо – муж и сыновья. Парни – красавцы. Понятное дело, спасать нужно. Да хотя бы парней от армии! ************ Я-то отвлеклась, а они тем временем шли. Шли и за жизнь разговаривали: - Дура ты, Людка! Зачем мою дубленку водиле на контейнерной задарила? - Йохил! Да кто же знал? Я думала, что зима последняя будет. – Сбивчивой скороговоркой говорила Людка. - Ага, .. ты бы хоть у него фуфайку взамен взяла! - Йохил, да кто ж знал-то? Учитель-то тропики обещал, а они не наступили… - Нашла, кому верить! Пока говорили, прошли почти всю дорогу. Но сначала стемнело. Уже появился силуэт знакомого берега, а значит, и идти осталось совсем немного – не больше двух километров. Ноги радостно задвигались быстрее. А колея куда-то пропала. - Йохил, - растерянно заговорила Людка, - а где колея-то? - Не понял пока, - буркнул он. - Вот она идет, идет, идет…- Людка шла по следу, - а там вот кончается… А куда сани деваются, раз колеи нет? Йохил увидел, наконец, воду и расхохотался: - Людк, они здесь в воду падают и тонут. Людка осторожно пошла по колее и обнаружила, что пропадает она как раз в том месте, где начинается вода. Насколько хватало глаз, вдоль реки, всего-то метра два шириной, шла промоина. Лед вытаял этакой лентой от берегов и держался лишь на самом себе. Потом, по весне, вся эта лента медленно трогается и с электрическим треском, почти с шорохом, начинает свое движение. Лед начинает ломаться, встает дыбом, переворачивается, переливаясь на солнце, и движется. – Величественное зрелище. Но до весны далеко. Только промоины по кромке. Вот он берег. Вот она – кромка, а перейти нЕкак. Людка, не долго думая, разулась и ступила в воду. Воды оказалось по щиколотку. – Фигня! Она быстро перебежала на берег. Уже растирая себе ноги она крикнула: - Йохил, да тут не глубоко! Снимай валенки и быстро беги ко мне. А Йохил родился в теплых краях. Воды он вообще побаивался, как и холода. И лезть в февральскую воду ему явно не хотелось. Он наотрез отказался форсировать два метра , оставшиеся до берега, вброд. - Что ты, Людк! Совсем сбрендила, да? Я же сдохну прямо здесь! Что хочешь делай, а я не пойду. - Йохильчик, родненький, - причитала Людка, - что же нам возвращаться что ли? А? - НЕ ПОЙДУ! - Йохил, а может, вдоль пойдем? А вдруг там где перейти можно, может, перешеек какой? Подумал Йохил и согласился. А куда деваться? Ночь на дворе, впереди два метра холодной воды, а позади – семь километров уже невидимой санной колеи. Пошли они вдоль берега. А кромка льда ну никак к берегу не примыкает и даже, как кажется, дальше от берега отходит. А вода - точно глубже становится. Людка вдоль берега бежит, в руках колготки, валенки… Холода и не замечает вовсе. А Йохил по кромке воды идет, в валенках. - БУЛЬК, БУЛЬК, БУЛЬК… - скалываются и падают в воду кусочки льда. Валенки тем временем как-то отсыревают, воды напитываются и снег рыхлый на них все липнет и липнет. Они с каждым метром тяжелее и круглее становятся. Прошли они метров сто. Устали. А перемычки нету. Что ж, так и идти что ли? И куда так придешь? И когда? Что делать? Посовещались. И назад пошли. Вернулись к исходной позиции. - А давай я тебя перенесу, - вдруг предложила Людка. - Это как? - Да как, как? – на спине! - Ну, давай… Попробуем. Вообще-то Йохил некрупный –росту среднего, да и не толстый совсем. Просто в Людке росту метра полтора всего. Ну, она опять воду перебежала, встала у кромки, повернулась спиной и говорит: - Садись. Йохил навалился Людке на спину. И повис. Он повис всем своим телом и всеми вещами, которые на теле были, и валенками, круглыми от снега, и даже сумку захватил. Он-то повис, а Людку клонить вниз стало. Все ниже и ниже. Нос к воде все ближе и ближе. - Ты куда? – удивился Йохил. А Людка и ответить не может, кряхтит только. - Не, так не пойдет – заключил он и слез обратно на лед. Людка выскочила на берег и снова растерла себе ноги. Часа полтора уже прошло как они по берегу бегали, а воз и ныне там – Йохил на льду, как челюскинец, а Людка, как паром, бегает туда-сюда. Что делать? - Йохил! – скороговоркой запричитала Людка, - ну давай, родненький, ну разуйся и перебеги эту воду, а? А я тебе ноги колготками разотру, ты даже замерзнуть не успеешь… Долго решался на этот шаг Йохил. Стоял-стоял, выдохнул и медленно стал снимать валенки, носки, штаны закатал и, набрав полную грудь воздуха, с истошным криком ринулся в воду. Орал он дольше, чем бежал. Выбежал на берег, плюхнулся спиной в сугроб и задрал прямые ноги: - Растирай скорее, а то завтра помру! Людка схватила колготки и быстро растерла ему ноги. Обулись, вещи собрали, дальше пошли. Пока шли оставшиеся метры, одежда и валенки колом от воды стали. Так с грохотом и ввалились к друзьям, а там – сплошной хеппи енд: чай с малиной, горячая печь, мягкий диван и пуховые одеяла. И даже утром никто не закашлял.
Дембель: А мы с Ленхен книжку стали переделывать. Я обратил внимание, что у меня лиричнее стало получаться. Для примера привожу один кусочек, так, чтобы разговор поддержать. Семь раз в сутки с храмовой вершины звонит колокол. Его густой насыщенный тон разносится далеко по таежной округе. В это время прекращаются все работы. Кажется, все замирает. Это - время молитвы, время раздумий о вечном, время, во время которого всякий присутствующий должен отрешиться от деловой суеты и вспомнить о свершении. Время настройки общинников на единый, общий лад. День в Поселении начинается с большого круга – собрания последователей, которое проходит в центре города. Священник бьет в небольшой колокол четырнадцать раз, по числу лучей на изображении вифлиемской звезды в исполнении Виссариона. Далее следует молчаливый круг во время которого все берутся за руки и поднимают их к небу. Томительно длится тишина. Затем - пение псалмов. Псалмы – это особая тема. Надо сказать, что в общине собралось очень много творчески одаренных людей, которые под бдительным присмотром самого Виссариона с удовольствием играют в игру под названием «создание новых ритуалов». Важнейшей частью этих новых ритуалов является хоровое пение стихов, сочиненных в общине и получивших статус церковных псалмов. Кстати, многие из них я сам учился петь хором под руководством профессиональной певицы во время своих длинных зимних вечеров в Жаровске. Некоторые из псалмов звучат очень красиво, особенно на воскресных литургиях, когда их исполняет хор в раскладе по мужским голосам. В этот момент чувствуется и мощь единения, и крепость веры, и трепет перед Богом, и преданность учителю. Есть псалмы совершенно слабые. Такое ощущение, что художественный совет, в то время когда их утверждал, был занят какими-то посторонними более важными делами… После пения псалмов – распределение на работы. Из прибывших последователей формируются бригады, и старшие ведут их на те или иные объекты. Работы в тайге всегда хватает. Жизнь постоянных жителей Поселения слишком насыщена, чтобы они могли посвящать заметную часть своего времени строительству. Постоянно здесь живут примерно пятьдесят семей, и еще несколько десятков помогающих. Как правило, это одинокие мужчины, специалисты в какой-нибудь области. Строительство ведется, в основном, силами последователей, поднимающихся из деревень общины "на труд". Подъем новых «помогающих» происходит каждую неделю. Дорога и проживание – за свой счет. Мужских рук всегда не хватает, так как ручной труд дорог и непроизводителен. Так что вся надежда – на прибывших на недельный труд поломников. В общине создана целая система добровольно-принудительного участия в общественном труде. Хочешь встретиться с учителем – те несколько дней, когда ты ждешь своей заветной встречи стоит поработать. Поднялся на семинар по педагогике – тоже не грех потрудиться. Объекты для приложения рук, как правило, это строящиеся то там, то сям домики. Строят на Горе не торопясь, уделяется очень серьезное внимание тому состоянию, в котором находится строитель. Общинники убеждены, что лучше жить в палатке, чем в доме, построенном наспех и в суете. Женщинам, конечно, непросто дается такое долготерпение. Но это все временные трудности, ведь впереди – вечность! Пожалуй, самый тяжелый труд – это трелевка таежных бревен. Тянут лошади, но ворочать и раскатывать сырые бревна на пилораме приходится в ручную, на «раз, два взяли!» закатывая их на верх здорового штабеля. После такой работы голова становится ясная из-за отсутствия хотя бы какой-нибудь мысли, тело ноет от усталости, а сам ты пребываешь в радостно-идиотическом состоянии. Кажется, что вот эти бревна, тарелка супа и лежанка, на которую можно положить свои чресла – это все, что нужно в этой жизни. Ну и еще, конечно, вера учителю. Справедливости ради должен сказать, что далеко не всегда я попадал на общие работы, так как был столяром – специалистом. Очень часто мне приходилось подменять дома какого-нибудь общественно-загруженного мужчину, латая дыры в его хозяйстве. Делать все приходилось в ручную, инструмента, как правило, не хватало, примерно треть времени уходило на то, чтобы привести его в порядок. А там и неделе конец. Но это никого не смущало, и за результаты труда никто не спрашивал. Все-таки жизнь на Земле Обетованной – это великая школа смирения, особенно для жителей Горы.
namlos: ооо, классно , а дополнения по сюжету будут
Дембель: namlos пишет: ооо, классно , а дополнения по сюжету будут угу
namlos: Дембель пишет: угу и что, вы их прям сразу сюда запостите?
Дембель: namlos пишет: и что, вы их прям сразу сюда запостите? Да нет, просто когда книжку переделаем, поставим новую версию на сайт, а ссылку я дам.
namlos: Дембель пишет: Да нет, просто когда книжку переделаем, поставим новую версию на сайт, а ссылку я дам. УРАА! Ждем! Ребята, как вы все успеваете?! , Дембель, колись ты наверное генератор времени придумал и вы с Ленхен его вместе смонтировали, да? Скинь эскизик, хоть в личку - оченно надо!!!
Дембель: namlos пишет: ооо, классно , а дополнения по сюжету будут Продолжая тему: О Жаровске стоит сказать особо. Изначально предполагалось, что это будет форпост, своего рода перевалочная база перед поселением на Горе. Однако, жизнь без электрического света оказалась для многих последователей не очень привлекательной, и роль форпоста стала играть другая деревня – Черемшанка, расположенная за восемнадцать километров до Жаровска. Там располагался сельский совет, была школа, почта и медпункт, туда каждый день ездил рейсовый автобус из районного центра, там, а также в Петропавловке, и сосредотачивались основные силы последователей, едущих на Гору. Так что Жаровск так и остался тихой и сравнительно малолюдной деревней. О былом величии напоминали здесь лишь остатки леспромхозовских строений, да обширные поляны, заросшие молодым пятнадцатилетним подлеском. Человеку, всю свою жизнь посвятившему городской суете, наверное, очень непросто представить этот уголок. Зимой (а в конце ноября в Сибири уже наступает зима) Жаровск представляет собой совершенно тихое и уютное место. Последователи в то время еще не держали ни собак, ни скота, ни техники. Вокруг - глухая тайга, чью тишину нарушают только шум пихт от налетевшего внезапно ветра да ровный шум Казыра, несущего свои воды в Енисей. Это там, через пару сотен километров Казыр растворится в его неторопливом и могучем течении, слившись воедино со многими другими реками, но здесь Казыр еще проявляет свой горный норов. Особенно заметно это бывает, правда, лишь во время весеннего половодья. В это время Казыр не шумит - он ревет, в нескольких десятках метрах от него приходится кричать своему собеседнику на ухо. Огромные массы воды с грохотом несутся вниз по течению. Белые от бурунов волны, кажется, готовы все смести на своем пути. Не дай Бог зазевавшемуся путнику или зверюшке очутиться в это время во власти его течения. Верится, что бедолагу, точнее то, что от него вскоре остается, ждет в этом случае путешествие аж до самого Красноярска. Но зимой Казыр несколько стихает, напоминая о своем норове лишь ровным спокойным шумом из-за ближайших деревьев. Вода в Казыре чистая и студеная даже в июльский полдень. Ее очень даже можно пить, так что местные жители традиционно обходятся без колодцев. Вдоль заросшего лесом берега проходит разбитая тяжелыми лесовозами дорога в сторону Убинских озер, в те места, откуда в те годы все еще исправно возился строевой лес. Вдоль дороги расположились пара десятков домиков, хаотично расположенных то там, то здесь, с прирезанными к ним неправильной формы огородами. Таким мне представился Жаровск теми ноябрьскими вечерами. Короткий день затихает. Все постепенно растворяется в наступающих сумерках. Краски становятся бледнее, а тени гуще. Вот совсем темнеет. Электрических огней нигде нет, только в небольших оконцах мерцают тусклые огоньки керосиновых ламп. На востоке все ярче разгораются холодные звезды. Наконец, над макушками деревьев появляется полная луна, озаряя серебристые ветви елей своим голубоватым светом. Тихо, только неясный шум реки невдалеке. Кажется, что весь мир затаился, боясь нарушить наступающий вечерний покой. В такое время и думается и дышится по-другому, и мысли в голове ясные и воздух вокруг особенно прозрачен…
Ganesha: Дембель, ишо пиши. Аж вдохновило Короткий день затихает. Все постепенно растворяется в наступающих сумерках. Краски становятся бледнее, а тени гуще. Вот совсем темнеет. Электрических огней нигде нет, только в небольших оконцах мерцают тусклые огоньки керосиновых ламп. На востоке все ярче разгораются холодные звезды.
Lenhen: namlos пишет: Ребята, как вы все успеваете?! ни успиваим! Вот Дембель сидит строчит посты, а я должна дитей накормить, постирать, прибраться, поразговаривать с ними.... Блин!
Дембель: Поклеп! Гнусные инсинуации!
inkvisitor: Дембель пишет: Там располагался сельский совет, была школа, почта и медпункт, туда каждый день ездил рейсовый автобус из районного центра, там, а также в Петропавловке, и сосредотачивались основные силы последователей, едущих на Гору. как-то странно в прошедшем времени написал. я вот был недавно в жаровске. живут себе люди, огороды сажают, бочки делают, магазинчик, размером с киоск на въезде сделали. "Община одного поколения"... при следующем поколении уже всё подругому... эх, прямо ностальгия... а про черемшанку можно всё то же в настоящем времени писать. я бы вот на гору сходил бы... вообще надо возрождать общину, хитоны носить, в круги вставать, город достраивать - это же кайфно всё-таки, если правильно подойти. а Виссариону надо скинуться и хаммер купить, красного цвета, на капоте металлический крестик в круге, на сиденьях коврики из плетёной соломы, руль из дерева...
Ganesha: inkvisitor пишет: эх, прямо ностальгия... а про черемшанку можно всё то же в настоящем времени писать. я бы вот на гору сходил бы... вообще надо возрождать общину, хитоны носить, в круги вставать, город достраивать - это же кайфно всё-таки, если правильно подойти. Тебе хорошо, ты там рядом живёшь. А я вот далеко. Три свои попытки использовал. Теперь уже не получится. Одна надежда на Дембеля. Вот придумает он машинку для мнгновенного перемещения в пространстве, и буду я- нажал кнопку, и в Петропавловке, ещё нажал, и в Индии. Поспал дома, до обеда на работе дела сделал, и на святыню. А вечером на пляж. Лепота. А ВХ надо разрешить только одну фразу говорить: "Да будет любовь на руках и в сердцах ваших". Отлепил скотч на рту, ВХ эти слова сказал, и достаточно, опять залепить.
Lenhen: inkvisitor пишет: а Виссариону надо скинуться и хаммер купить, красного цвета, на капоте металлический крестик в круге, на сиденьях коврики из плетёной соломы, руль из дерева... И золотом по краям отделать все! с бахрамой и висюльками! Ganesha пишет: Одна надежда на Дембеля. но-но! первая машинка моя! я благодаря ей на всех карнавалах попляшу! Ganesha пишет: Отлепил скотч на рту, ВХ эти слова сказал, и достаточно, опять залепить. Интересно, а кто такую машинку сделать смогет? Проще сделать машинку в красном хитоне, тумблер включил и "Да будет любовь на руках и в сердцах ваших!" - на все четыре стороны. И главное ей ни еды, ни хаммеров, ни десятины не нужно! И в домах она не нуждается - коробки картонной достаточно!
Дембель: inkvisitor пишет: Виссариону надо скинуться и хаммер купить, красного цвета, на капоте металлический крестик в круге, на сиденьях коврики из плетёной соломы, руль из дерева... Ну да, и движок - т оже из дерева. А в бак заливать Ганешину огненную воду. Ganesha пишет: Одна надежда на Дембеля. Вот придумает он машинку для мнгновенного перемещения в пространстве, и буду я- нажал кнопку, и в Петропавловке Lenhen пишет: но-но! первая машинка моя! я благодаря ей на всех карнавалах попляшу Все, уговорили! Открываем новое акционерное общество: Dembel and timemachine limited. И акции выпустим. Так сказать, поддержим российский фондовый рынок!
Дембель: А я вот за книжку опять взялся, с Ленхен стали на эту тему говорить, мысли всякие в голову полезли. Делюсь ими, вот: с самого начала нашей жизни в Общине между мной и Леной возникли огромные противоречия. Понимал ли я, что тот образ жизни, который навязывается последователю в общине и которому готов был следовать я, не принимается Леной? – Безусловно! Понимал ли, что ей плохо там жить? – Да. Почему же я, в общем-то, приличный человек, который не совершал в жизни подлых поступков (на всякий случай скажу: почти не совершал), готов был поступиться желанием равноправного близкого мне человека? Вот в этом-то и надо разобраться, так как в этом – ключ к пониманию того, что вообще происходит практически в любой секте. Человек в любой секте, не важно какой, не принадлежит себе и своим близким. Сектант принадлежит Идее, той самой Идее, ради которой он приехал в секту. Сектант – это вовсе не самнабула, этакий зомби с парализованной волей и потухшими глазам. Сектант – это, прежде всего, прозорливый гордец, который лучше других узрел все беды несовершенного общества, представитель передового отряда человечества, готовый это самое новое общество строить. Он готов положить свою жизнь, а заодно и… ну не жизнь, но, по крайней мере, душевный комфорт своих близких. Великая цель окрыляет, отблеск предстоящего зарева отражается в его глазах, пепел Клааса стучит в его сердце… Да, конечно, жалко женщину, которая рядом, да ей некомфортно, но он то знает, причем знает наверняка, что пройдет еще совсем немного лет, и само существование человечества будет поставлено на карту, а тут уж не до душевного комфорта своей половины, тут счет идет не по-мелкому… Так чувствовал себя и я. Грандиозность задачи, тайна мистерии захватили разум, а житейские проблемы отошли далеко-далеко, куда-то на третий план. Взывать к моей совести тогда было все равно, что увещевать Александра Матросова, перед тем, как тот должен вот-вот закрыть своей грудью вражескую амбразуру, мол Саня, что же ты в грязных сапогах по чистому полу прошел, женщина ведь здесь полы мыла… Сане, честное слово, в это время чистый пол - по барабану. Да к тому же я, как и любой сектант, по крайней мере сектант секты Виссариона, был уверен, что женщина не может поступиться комфортом ради великой цели, она ведь прежде всего хранительница очага, так для нее природой заведено. Ведь учитель сказал, что божье может воспринимать только мужчина, ибо он творец, а женщина – ему помощница, ибо она – природа. Конечно, природу нужно беречь, природа – это мать, но главное… главное, конечно, божье, потому что без исполнения этого божьего и будущего не будет вообще, какой уж там комфорт. Учитель так сказал, а сознание этому готово было поверить, (меня не нужно было в этом долго убеждать, что было – то было). Сказались годы экстремальных нагрузок в альпинизме (у нас поговаривали: одна женщина в группе – одна холодная ночевка, две женщины – две холодные ночевки, три – непогода). Сказался и тот образ жизни, который воспевался в советские годы, образ жизни ученого, неудобного в жизни человека, бросающего на алтарь ее величества науки свое тихое обывательское счастье. Сказался образ, который был воспет Граниным и Стругацкими. Помните, в «Понедельнике…» герои повести изобретали для себя дублей, для того, чтобы они сидели вместо них за столом во время домашнего праздников и время от времени опрокидывали себе в рот рюмку с весельем. А сами эти герои в это время занимались творчеством на любимой работе. Вот, пожалуй, главный крючок, а вовсе даже не страх, на который ловится сознание потенциального сектанта. При всем при том, у меня всегда было очень хорошее отношение к Лене, другой женщины мне не надо было, просто, в какой-то момент стало не до женщины вообще. Впрочем, наверное здесь я не имею права обобщать. Как покажет дальнейшее повествование, проблема взаимоотношения полов займет в общине заметное место, и маразмов в этом вопросе будет явлено предостаточно. Что еще усугубило нашу семейную жизнь? Вследствие возникших в нашей семье мировоззренческих противоречий, с годами накопилась огромная усталость. Я думаю, будь наша семья изначально менее крепка (крепка, прежде всего, чувствами супруги) она бы не выдержала возникших испытаний. Как не выдерживали семьи других последователей, среди которых, поверьте, было и есть немало достойных людей. Так вот, эта усталость подтачивала силы, год за годом, и вот эта накопившаяся усталость, пожалуй, и является самым тяжелым итогом прожитых в общине лет, она, а не материальные потери, так называемая упущенная выгода. Вы, наверное, спросите, а кто вам дал право возомнить, что именно вы лучше всего знаете, как надо жить, кто вам дал право решать за своих детей и близких (не обязательно супругов – есть ведь родители, друзья, родственники). А никто. Кто дал право Александру Матросову решать, что он имеет право ходить грязными сапогами по начищенному паркету, что впереди амбразура, которая решит исход боя, а не иллюзия, возникшая в его сознании? Тоже ведь никто! Вот поэтому не оскудеет рать сектантская, и на каждого потенциального адепта всегда найдется свой Гуру или полугурок. Да и не запретишь ведь человеку искать что-то новое. Если бы Колумб не поплыл бы во след своей мечте, может быть и Америку до сих пор бы не открыли. Одно только есть средство, которое может предостеречь от ошибки: чуткость к другому сердцу, внимательность к тому, кто рядом с тобой, христианское милосердие. Этого то милосердия не хватило мне самому, как не хватило тысячам других последователей, причем не только Виссариона. Так что спор о слезе ребенка по прежнему актуален, сегодня, пожалуй, как никогда. А страх конца света… было, конечно, и это, но не это было главное. Просто он ускорил принятие решения, подтолкнул к переезду, побудил сделать решительный шаг. А там все, триггер уже перещелкнул, наступила новая жизнь. Потом, несколько лет спустя, именно этой решимости долго не хватало, чтобы вернуться обратно, в мир, так как мосты уже были сожжены, их нужно было мостить заново. И сожжены мосты были не из-за материальных проблем, а из-за того, что я решил, что этот мир скоро перестанет существовать. Я согласился с этим, и вместе с тем, согласился отречься от своего прошлого. Это было самое настоящее предательство. Это было предательство моего прошлого, меня самого этом прошлом, людей, которые меня раньше окружали и сделали мне много доброго. Это прошлое долго потом не пускало меня обратно. И сейчас, когда пишутся эти строки, во мне словно какая-то рана зарастает, долго и мучительно. Из моего прошлого возникает мостик в мое будущее...
Calceteiro: Как я тебя понимаю, Дембель! По-мне : это твой самый сильный и решающий пост на форуме. Поздравляю! Я по-опыту знаю : в 2003 году получилось разобраться с частью моего прошлого, подобным же образом. Далеко не каждый способен признать то что было перед другим(и). Это самый сильный и решающий духовный шаг, ИМХО. Конечно не для всех. А главное приходит мир на душу. Ничего это не заменит. Ничего.
nadishana: Дембель пишет: готов был поступиться желанием равноправного близкого мне человека? Вот в этом-то и надо разобраться, так как в этом – ключ к пониманию того, что вообще происходит практически в любой секте. Хороший аналитический текст, Дембель.
strannic: Дембель пишет: Одно только есть средство, которое может предостеречь от ошибки: чуткость к другому сердцу, внимательность к тому, кто рядом с тобой, христианское милосердие. А чем отличается христианское милосердие от не христианского?
Ganesha: Дембель пишет: Делюсь ими, вот: Хорошая точка зрения. Но... . На одном из семинаров мне понравилась идея психолога, что "если человек имеет только одну точку зрения на ситуацию, это идиотизм, две точки зрения - это шизофрения, три - тогда только можно считать его человеком. Даже ВХ имеет минимум две точки зрения на ситуации - одну для последователей, другую для себя. Может поэтому для людей с одной точкой зрения он выглядит богом... . Я тоже считаю, что необходимо иметь несколько равноценных взглядов из различных плоскостей, не обязательно однонаправленных, на ситуацию.
strannic: Ganesha пишет: Я тоже считаю, что необходимо иметь несколько равноценных взглядов из различных плоскостей, не обязательно однонаправленных, на ситуацию. Истинно говоришь, брат. Это отправная точка безконфликтного существования.
полная версия страницы